Путь домой оказался невыносимо долгим и скучным. Внезапно началась гроза, дорога размокла, лошади перешли на шаг и двигались, еле перебирая ногами. Дважды карета увязала в раскисшей глине. Оба раза Энди угрюмо помогал слугам вытащить ее из грязи.

Наконец Морганы добрались до Винчестера, находившегося всего в пяти милях [26] от их дома. Свернув на Хай-стрит, карета проехала мимо Большого зала, который когда-то служил пристанищем для рыцарей Круглого стола. Будь Энди не так расстроен, он обязательно заглянул бы туда. Но сегодня юноша даже не повернул головы в его сторону.

Морганы проехали Королевские ворота, одни из пяти старинных городских ворот, построенных в XIII веке. Когда, миновав мост, они покинули пределы города, вдали показались очертания Морган-холла. Это был двухэтажный особняк, один из самых роскошных в Англии, — с его великолепием могли соперничать лишь дома Теобальдов и Лонглитов. Но для Энди Морган-холл стал настоящей тюрьмой.

Глава 5

Нежное прикосновение девичьего пальчика вызвало у Маршалла Рамсдена сладкую дрожь во всем теле. Он прикрыл глаза, не позволяя себе ответить на ласку.

— Нам надо спешить, милая, — прошептал он. — Нужно закончить до рассвета.

— Я знаю, — обиженно ответила она, обводя пальцем пятна типографской краски у него на руке. — Но я думала, мы успеем и у нас останется время на себя.

Толкая пресс печатной машины вдоль направляющих, Маршалл установил его под валиком. Затем, ухватившись обеими руками за рукоятку валика, опустил его, прижав бумагу к металлическим литерам. Мэри, смеясь, нырнула под ручку и оказалась лицом к лицу с Маршаллом, почти в его объятиях.

— Сумасшедшая! — сказал он с улыбкой.

— Да, — легкомысленно ответила она и задорно чмокнула его в губы, — когда я с тобой.

Маршалл отпустил рукоятку и привлек Мэри Седжвик к себе. Забыв о том, что минуту назад он сопротивлялся ее ласкам, молодой человек пылко обнял свою возлюбленную, которая была еще и соучастницей преступления и дочерью его преподавателя.

Маршалл Рамсден, студент третьего курса факультета теологии Кембриджского университета, был сыном известного лондонского типографа. Отец Маршалла, член гильдии печатников, трудился, как пчелка, надеясь стать одним из издателей короля. В 1611 году сбылась его заветная мечта: он вошел в число тех, кому после Хэмптонкортской конференции [27] доверили печатать Библию короля Якова. Человек набожный, он испытывал глубочайшее благоговение перед Библией. Мысль о том, что несколько поколений англичан будут читать Слово Божье, напечатанное на его станке, рождало в душе Рамсдена-старшего огромную радость.

Маршалл был его единственным ребенком; предполагалось, что он пойдет по стопам отца. Но с раннего детства чтение интересовало мальчика куда больше, чем издательское дело. Ну, а поскольку работа Рамсдена-старшего по большей части была связана с духовной литературой, Маршалл рано пристрастился к литературе такого рода.

Многие годы Маршалл тайно мечтал о стезе богослова. Он очень долго не решался признаться в этом отцу, ведь тот так хотел, чтобы сын продолжал семейное дело. И вот однажды, весенним воскресным утром — Рамсдены как раз возвращались домой из церкви Святого Павла [28] — Господь предоставил Маршаллу долгожданный шанс.

Когда экипаж въехал на Лондонский мост, отец с сыном обсуждали отрывок из Писания, прочитанный во время службы. Это была первая глава Книги пророка Иеремии. Обращаясь к пророку, Господь говорит: «…Прежде нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя, и прежде нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя: пророком для народов поставил тебя» [29] . Рамсден-старший сказал, что больше всего его волнуют слова о Божественном предвидении. Маршалл ответил, что ему нравится другой стих, в котором говорится: «…Вот, Я вложил слова Мои в уста твои» [30] .

После этого он сказал, что его предназначение — изучать и преподавать богословие и что Господь вложил Свое слово в его уста, а типографская краска под ногтями — не его удел. Реакция отца поразила Маршалла.

— Всю жизнь я печатал то, что писали другие, — сказал он. — В том, что англичане прочтут Слово Божье, я надеюсь, есть и моя заслуга. — Он обнял сына за плечи. — И вот ты говоришь мне, что Господь призвал тебя пером и устами нести Его Слово людям! — Старый печатник помедлил, стараясь справиться с волнением, и воскликнул: — Как же я счастлив! Отныне я буду молиться лишь о том, чтобы дожить до того радостного дня, когда смогу напечатать твои слова.

Но Богу не было угодно выполнить просьбу старика. Он скончался, когда Маршалл учился на втором курсе. И все же Рамсден-старший успел сделать главное — передать сыну свою любовь к Библии.

Трепетное отношение к Слову Божьему как раз и заставило Маршалла печатать запрещенные памфлеты Джастина на станке Кембриджского университета. Преподаватель богословия Вильям Седжвик познакомил юношу с учением пуритан, а его дочь Мэри, к которой Маршалл испытывал нежные чувства, подвигла на отважный поступок — печатание недозволенной литературы.

Пуритане твердо верили, что руководством к действию, данным человеку свыше, является Библия. Они с тревогой взирали на то, как духовенство — и в первую очередь епископ Лод — ведет народ Англии назад, к римскому католицизму. Вильям Лод проводил свою политику железной рукой. Сразу после посвящения в сан епископа он представил королю Карлу список английского духовенства. Рядом с каждым именем стояла особая пометка: «о» означало «ортодокс», а «п» — пуританин. Тех, кто был помечен буквой «о», повышали в должности и всячески поощряли. Пуритан же под любым предлогом притесняли, чинили им разного рода препятствия и изгоняли из рядов духовенства.

Диссентеры [31] по-разному реагировали на преследования. Одни считали, что положение безнадежно, и покидали Англию, через Голландию отправляясь в Новый Свет. Эти люди отделились от англиканской церкви, и их стали называть сепаратистами [32] .

Другие не желали оставлять англиканскую церковь. Они стремились очистить ее от влияния католицизма, поэтому их стали называть пуританами.

Несгибаемые и решительные, пуритане видели свой долг в спасении англиканской церкви. Бегство сепаратистов они расценили как недостаток веры. Эти люди были готовы трудиться ради возрождения церкви столько, сколько потребуется. Они полагали, что народ и церковь должны руководствоваться Библией, а не традициями и ритуалами.

Оружием пуритан стали проповеди и памфлеты, а основной мишенью для критики и насмешек — епископ Лод. Чтобы крепче держать священников в руках, епископ регламентировал процедуру богослужения, потребовав привести ее в соответствие с предписаниями «Книги общей молитвы» [33] . Следить за сказанным было нетрудно — любая проповедь предполагает слушателей. Другое дело — остановить поток памфлетов.

По закону право издавать книги имели несколько печатников в Лондоне и две университетские типографии в Оксфорде и Кембридже. Все типографы получали особое разрешение на печатание каждого произведения.

Строжайшая цензура принудила издателей пуританских памфлетов уйти в подполье. Нарушителю закона грозило суровое наказание. Авторов запретных книг допрашивали в «Звездной палате». Виновным отрезали одно или оба уха, а на щеках выжигали клеймо в форме букв «к» и «л», что означало «Клеветник» и «Лжец». Пуритане шутили, что эти буквы означают «клеймо Лода».

Если бы Маршалла Рамсдена и Мэри Седжвик поймали с поличным, их ждала бы та же участь. Молодые люди никогда не встречались с Джастином — человеком, который сделал своим псевдонимом имя одного из раннехристианских мучеников [34] , но они ему верили. В отличие от прочих памфлетистов тон Джастина не был враждебным, воздерживался он и от личных нападок на епископа Лода. Излагая свою точку зрения, сочинитель обращался к Библии, и его доводы выглядели убедительно. Здравый смысл Джастина производил на таких верующих, как Маршалл и Мэри, столь сильное впечатление, что они, рискуя собственным благополучием, распространяли его идеи по всей Англии.